Ну что, коллеги, пришло время написать ещё одну статью из серии психотерапевтических арт-объектов. Первый текст прикреплю в конце — если будет интересно, можно будет сравнить, как меняется ткань групп, даже если они остаются воображаемыми.
На этот раз я снова обратилась к таблице из 64 архетипов и запустила генератор случайных выборов. Архетипы выпали случайным образом — порядок не корректировался, «подстраивание под сюжет» исключено. Так сформировалась группа из девяти участников и одного ведущего. Кто они — станет ясно чуть ниже.
То, что последовало дальше, — результат наблюдательности, клинического опыта и воображения. Где-то это интуитивное чтение архетипа, где-то — метафорическое допущение, а где-то — попытка нащупать, как в конкретной теме активируются бессознательные позиции и напряжения.
❗️Важно: это не описание реальной группы и не попытка реконструкции супервизионной работы. Это арт-объект — терапевтический текст, построенный на принципах художественной фантазии. Диагностировать мы здесь никого не будем. Но кое-что почувствуем — вполне живое и узнаваемое.
Состав группы
Группа, собравшаяся на эту воображаемую супервизию, состоит из девяти участников и ведущего. Архетипы были распределены случайным образом, но — как это часто бывает в психологических полях — их сочетание оказалось живым, поляризованным и многослойным. Ниже — краткое описание того, кто и с какой энергией входит в работу.
1. Ромео / Дионис (Любовники — привязанные)
Чувствительный, интуитивный, телесно ориентированный участник. Может остро воспринимать тему сексуальности, легко идентифицироваться с клиентом или терапевтом. Склонен к слиянию, быстро включается в эмоциональный резонанс, но может теряться в границах.
2. Изгой / Юродивый (Искатели — карающие)
Привносит в группу парадоксальность и критику. Смотрит на происходящее «сбоку», не всегда прямо. Его позиция может быть дискомфортной для большинства, но при этом обнажающей суть. Чаще говорит «неудобные» вещи, провоцируя переосмысление.
3. Мадонна / Мадонна (Хранители — привязанные)
Поддерживает, сглаживает, обволакивает поле. Хочет, чтобы всем было комфортно. Может брать на себя эмоциональное обслуживание группы. Сексуальность как тема — может активировать у неё стремление защитить и увести фокус от напряжения.
4. Лицедей / Шут гороховый (Артисты — привязанные)
Склонен к обесцениванию через юмор, защите через игру. Может шутить на «острые» темы, снижая накал, но при этом избегая собственной уязвимости. Часто привлекает внимание, но не раскрывается вглубь.
5. Мещанин / Савва Морозов (Накопители — привязанные)
Практичный, ориентирован на порядок, результат, «норму». Может вызывать напряжение тем, что требует конкретики. Тема сексуальности может быть воспринята им как «нерабочая» или «избыточно личная». Склонен рационализировать и структурировать.
6. Каскадёр / Шварценеггер (Артисты — агрессивные)
Импульсивный, телесный, действенный. Может быстро высказываться, критиковать, активничать. Не боится темы, но может обращаться с ней грубо. Спонтанность без рефлексии может мешать услышать глубину запроса.
7. Агрессор / Сталин (Воины — агрессивные)
Олицетворяет контроль, порядок, силу. Может занимать позицию морализирующую или директивную. Тема сексуальности может активировать у него потребность всё «упорядочить» или «навести дисциплину». Часто реагирует на уязвимость как на слабость.
8. Многожёнец / Дон Жуан (Любовники — корыстные)
Яркий, включённый в тему. Может проявляться как провокатор — не обязательно внешне, но в поле. Его взгляд на сексуальность — через призму удовольствия, флирта, контроля. Может конкурировать, отвлекать или уходить в игру.
9. Гера / Эдип (Хранители — карающие)
Жёсткая фигура родительского контроля. Может реагировать на тему через осуждение, мораль, категоричность. Сексуальность как тема может быть воспринята им как «опасная», требующая подавления или регламентации. Часто занимает «взрослую» позицию, которая не терпит спонтанности.
📂 Случай
Лицедей приносит случай, звучащий мягко, но с изначально странной вязкостью.
Клиент — мужчина, 33 года. Сессии проходят в необычное время — поздно вечером, около 21:00. Инициатива времени — его. От видео он с самого начала отказался, работает только голосом. Камеру не включает принципиально, ссылаясь на усталость, “неудобство” и «настроение, в котором хочется просто говорить».
Он корректен. Даже внимателен. Ни одного нарушения контракта, оплатил всё вовремя. Говорит преимущественно о работе, одиночестве, усталости. Не жалуется, не провоцирует. Но при этом — с каждой сессией у терапевта нарастает внутренний дискомфорт. Она не может уловить, что именно вызывает ощущение уязвимости и неуверенности — клиента не видно, а голос его звучит глухо, почти интимно.
На группе, когда прозвучал прямой вопрос:
«Когда вы ещё чувствовали это же — подобную неуверенность, ощущение, что вы будто «не в своей коже»?» —
терапевт после паузы сказала:
«Пожалуй, в подростковом возрасте. Когда был мой первый сексуальный опыт. Всё происходило поздно вечером, в полумраке, тоже без света. Я чувствовала себя… вроде как добровольно, но и как будто кто-то другой управлял процессом».
После этих слов в группе стало ощутимо тише. Возникло чувство, что случай обнажил нечто важное — не про клиента напрямую, а про то, как бессознательное активирует сцены из прошлого, встраивая их в профессиональные отношения.
Лицедей добавила, что в формате только-голос она порой ловит себя на том, что “проваливается”, словно в транс — сессии становятся неразличимыми, трудно вспомнить, что обсуждалось. В теле — то заторможенность, то возбуждение. Порой кажется, что клиент как будто её «слышит» глубже, чем она — себя.
Это не сексуальный контакт в прямом смысле. Но что-то в атмосфере интимное, уязвимое, неартикулируемое, при этом — неуловимо манипулятивное. Как будто чья-то воля оформляется чужим голосом.
Это вызвало в группе раскол:
одни начали говорить о нарушении границ, другие — о переносе, третьи — о невозможности чётко отследить, где терапия, а где сцена повторения.
И, кажется, именно в этом тонком, с трудом формулируемом пространстве и находилась главная точка напряжения.
Динамика группы
Сразу после рассказа Лицедея поле группы стало ощутимо плотным. Некоторые откинулись на спинки кресел, кто-то наклонился вперёд — будто чтобы «услышать ближе». Возникло чувство, что в пространстве появилась вторая сцена: не клиент и терапевт, а что-то глубже — энергия, в которой кто-то смотрит, а кто-то становится видимым без защиты.
Гера первой нарушает молчание — голос её сух, колюч:
«Это нарушение. Если вам небезопасно, это не перенос. Это — вторжение. И вы в нём участвуете. Вопрос: почему позволяете?»
Агрессор подхватывает, но в более хищной интонации:
«Он контролирует. Невидимый, неосязаемый, но всё время ведущий. Это не клиент — это структура. И вы в ней — ведомая.»
Ромео напротив, с теплотой:
«А может, это просто очень ранний контакт? Он боится быть увиденным, а голос — единственный канал, в котором он пока может выносить другого. Возможно, вы просто попали в его пространство слишком близко.»
Мадонна с тревогой, почти шёпотом:
«Мне хочется вас обнять. И попросить, чтобы вы не оставались с этим одна. Это может быть опасно — не потому что он плохой, а потому что вы с ним как без кожи.»
Изгой отстраняется от эмпатии и режет по линии:
«Удивительно, как все забыли спросить: а зачем она остаётся в этом трансе? Это не только про клиента. В этом что-то гипнотически-привлекательное.»
Мещанин пожимает плечами:
«Если это тревожно — можно ввести правило: только с видео. Но вы же не делаете этого. Значит, есть причина. Может, это способ удерживать клиента?»
Каскадёр, впервые эмоционально, грубее, чем обычно:
«Я бы не позволил себе чувствовать себя неуверенно в работе. Это слабость. Значит, что-то во мне хочет быть слабым. Это ваша часть, не его.»
Дон Жуан чуть улыбается:
«Похоже, у вас начинается роман, только без тела. Опаснее, потому что ничто не подтверждено, но всё — в воображении.»
Контрабанда
После обсуждения случая атмосфера группы уже не могла вернуться в исходное состояние. Кто-то остался в защитной позиции, кто-то начал что-то проживать молча. Контрабанда была богата и очень разнонаправленная — каждому досталось что-то своё:
Ромео уносит щемящее чувство сопричастности. Он не уверен, к кому — к клиенту или к терапевту. Но ощущение: «я тоже однажды был в пространстве, где всё было слышно, но никто не видел» — остаётся с ним надолго.
Изгой после группы ощущает раздражение. Не к случаю — к себе. Он улавливает знакомое: «меня опять обманули», хотя никто его не трогал. Контрабанда — тема манипуляции и гипноза, в которых он сам когда-то оказался, но до сих пор предпочитает говорить об этом только метафорами.
Мадонна бессознательно несёт с собой чужой стыд. Её тело напряжено, как будто это она — не выключила свет в нужный момент. Позже она поймёт, что слишком легко сливается с болью других, теряя себя.
Лицедей, как ни странно, выходит с лёгкостью. Её архетип знает, как работать на сцене — но теперь она впервые увидела, что «сцена» может быть опасна, если зритель — невидим, а сценарий пишется кем-то вне её контроля. Уносит ощущение уязвимости, не как провал, а как раскрытие.
Мещанин почти ничего не чувствует, но застревает на фразе:
«Вы остаетесь в этом, несмотря на тревогу»
Вечером он поймает себя на том, что задержался на работе ради “безопасной” рутины, хотя давно обещал себе уйти вовремя.
Каскадёр злится. Внутренне. На слабость, на «болтанину», на вечернее время. Но настоящая контрабанда — это непризнанная зависть к тому, что кто-то может позволить себе не знать, что делать, и остаться живым.
Агрессор на консультации с клиенткой скажет: «Я хотел бы вернуться к нашему разговору — мне кажется, я вас не услышал». Он сам удивится. Контрабанда — восстановление чувствительности, которую он считает опасной.
Дон Жуан внешне ироничен, но в теле — возбуждение. Он унес сессии как эротическую сцену, и весь день после ощущает, что кого-то «увидел» глубже обычного. Но будет делать вид, что всё — просто игра про перенос.
Гера покидает группу в броне. Но ночью ей снится, как она стоит на сцене, голая, и говорит строго: «всё под контролем». Контрабанда — страх быть разоблачённой, если контроль вдруг ослабнет.
Ценности супервизии
Этот случай мог бы быть разобран логически, по учебнику — вопрос границ, эротического переноса, контрпереноса, времени, голоса, слияния. Но настоящая ценность раскрылась не в теории. Она проявилась в реакции группы, в её телесном, эмоциональном и архетипическом поле.
Каждый из участников вошёл в свой резонанс — и именно в этом уникальность супервизионного формата. Даже если ты не говоришь — поле говорит через тебя. И ты уходишь не с чужими мыслями, а со своими инсайтами, которые не родились бы в изоляции.
Что дала бы такая супервизия каждому?
- Лицедею — ощущение, что даже в игре можно быть ранимым, и в этом сила, а не слабость.
- Гере — пространство, где не обязательно немедленно наказывать. Можно просто оставаться рядом.
- Дон Жуану — способ заметить, как глубоко он включается, даже когда делает вид, что нет.
- Мадонне — возможность почувствовать границу между своей болью и чужой.
- Каскадёру — место, где не нужно всё держать. И это тоже мужественно.
- Агрессору — безопасную точку входа в эмпатию.
- Ромео — подтверждение, что близость возможна и без физического тела.
- Мещанину — осознание того, что «удобство» — не всегда защита.
- Изгою — шанс признать свой гнев и не отщеплять его, а использовать как навигацию.
Почему такие пространства нужны?
Потому что только в них терапевт может быть не функцией, а собой. И даже если он приносит случай, он получает не советы, а опору — через архетип, через отклик, через встречу.
А значит, выходит обратно к клиенту не один.
Завершение
После такой группы не хочется сразу расходиться. Что-то в поле звучит иначе. Возникает ощущение, что клиент — это не просто клиент, а голос из собственной тени.
Может быть, это про страх быть увиденным. А может, про то, кто смотрит. Камера — как символ, не включена. Но терапевт — на сцене.
И тогда вопрос — кто режиссёр?
Супервизионная группа — это не только место для анализа. Это пространство, где мы снова учимся быть в поле. Учимся дышать в тревоге. Замечать бессознательное — не в словах, а в паузах между ними. Именно такие встречи восстанавливают: не как техника, а как форма принадлежности.
Если вы дочитали до этого места и что-то внутри кольнуло — возможно, это и есть приглашение. К супервизии. К со-включённости. К настоящей встрече в поле.
Часть 1. Психотерапевтический арт-объект | Архетипы в кругу: что уносит каждый, кроме супервизии