Инфантильность как след травмы, а не признак «незрелости»

Почему эта тема особенно актуальна для психологов

Инфантильность — одна из тех тем, с которой неизбежно сталкивается любой специалист, работающий с внутренним миром человека. Она может проявляться ярко или быть скрытой: в виде трудностей с самостоятельными решениями, страха брать на себя ответственность, ожидания, что кто-то подскажет «правильно», или привычки прятаться за обидой, пассивностью и зависимостью. И всё это — не про нежелание взрослеть, а про невозможность. Про то, что когда-то взросление стало небезопасным.

Для психолога важно сразу распознавать: перед ним не «неумеющий брать ответственность», а человек, чья психика в прошлом столкнулась с таким опытом, который не дал возможности формировать опору внутри. Это может быть травматичный опыт отвержения, жесткого контроля, эмоциональной небезопасности или полного отсутствия отражения. Психика в таких условиях останавливается в развитии, «замораживает» рост, и именно этот механизм мы затем видим в виде так называемой инфантильности.

И здесь особая задача — не воспроизводить ту же уязвляющую динамику, от которой человек и защищается. Ведь если специалист спешит с интерпретацией или «призывом к ответственности», он может неосознанно повторить травматичный сценарий — обесценивания, давления, эмоционального покидания.

Именно поэтому важно рассматривать инфантильность не как особенность личности, а как симптом замершего развития. Это требует от специалиста внутренней устойчивости, тонкости, способности оставаться в контакте с уязвимостью клиента — и своей собственной.

Инфантильность через популярную психологию

В популярной психологии и повседневной речи инфантильность зачастую сводится к поверхностным характеристикам: неспособность брать на себя ответственность, эмоциональная неустойчивость, избегание решений, зависимость от мнения окружающих, обидчивость, склонность к манипуляции. За этими ярлыками человек легко оказывается в позиции обвиняемого — того, кто “не хочет взрослеть”, “не умеет справляться с жизнью”, “не берёт себя в руки”. Инфантильность интерпретируется как слабость, недостаток воли или даже лень.

Такая редукция психологического феномена лишает его глубины и контекста. Она подменяет анализ причин поверхностной этической оценкой. Инфантильное поведение оказывается в этой логике чем-то постыдным, от чего нужно «избавиться», «перерасти» или что нужно «вытравить» в себе, часто с опорой на волевое усилие. Но психологическая практика говорит о другом.

Инфантильность не является результатом отсутствия желания взрослеть или дефицита внутренней мотивации. Напротив — за ней очень часто стоит история раннего неблагополучия, в которой взросление как процесс оказалось прерванным. Психика, не имея достаточных ресурсов для адаптации к внешним или внутренним угрозам, замораживает развитие на уровне, где ещё сохранялось чувство относительной безопасности — пусть даже иллюзорной.

Те проявления, которые со стороны могут казаться капризом, пассивностью или эмоциональной зависимостью, на самом деле нередко являются устойчивыми защитами, сформировавшимися в ответ на раннюю эмоциональную боль: отвержение, обесценивание, дефицит поддержки или небезопасную близость. В этих условиях психическая система приспосабливается, создавая поведенческие паттерны, цель которых — защитить уязвимую часть от повторной травматизации.

Когда мы воспринимаем инфантильность как слабость или недостаток, мы рискуем повторить то же отношение, которое когда-то стало причиной внутреннего отступления и фиксации. И именно поэтому столь важно разделять социальное поведение и его внутренние причины. Под так называемой инфантильностью часто скрывается не отсутствие зрелости как личностной характеристики, а отсутствие внутреннего опыта, который позволил бы эту зрелость сформировать.

Таким образом, задача психолога — не бороться с инфантильным поведением, а попытаться распознать тот момент, в котором развитие было прервано, и создать условия, в которых человек сможет впервые получить опыт поддерживающего и устойчивого контакта. Только в этом пространстве появляется возможность не просто «взять на себя ответственность», а начать внутренне развиваться — не из вины или стыда, а из чувства опоры и безопасности.

Супервизионные группы онлайн

Документы, которые вы можете получить в рамках каждой группы: Накопительный сертификат от ОППЛ, свидетельство от супервизора, справка для агрегаторов, рекомендательное письмо и др.

🕘 Краткосрочная группа

• 50 часов супервизии за 10 встреч
• 6 000 ₽ за встречу (оплата накануне)
• Скидки при единовременной оплате

Подробнее

📅 Четверг 10:00 – 12:00

• 70 часов супервизии за 35 встреч
• 2 400 ₽ за встречу (оплата накануне)
• Скидки при единовременной оплате

Подробнее

Следите за актуальной информацией

Перейти в телеграм-канал

Инфантильность как есть на самом деле: её глубина

Чтобы по-настоящему понять природу инфантильности, необходимо выйти за пределы поведенческих проявлений и обратиться к внутреннему опыту человека. То, что мы наблюдаем снаружи — эмоциональную неустойчивость, неспособность принимать решения, зависимость от других, избегание ответственности — представляет собой лишь вершину айсберга. Под этой поведенческой оболочкой скрываются более глубокие и часто неосознанные процессы, связанные с историей развития личности, структурой её внутреннего мира и опытом отношений в раннем детстве.

Инфантильность — это не просто отсутствие зрелости, а фиксация на определённом этапе психического развития, вызванная невозможностью двигаться дальше. В этом смысле инфантильное поведение — это не произвольная слабость, а результат того, что в какой-то момент взросление стало невозможным. Причины могут быть разные: эмоциональное неблагополучие, травматизация, несформированная безопасная привязанность, а иногда — банальная, но хроническая нехватка эмоционального отклика от значимых взрослых.

Когда ребёнок сталкивается с ситуацией, которую его психика не способна переработать и интегрировать, он бессознательно «замирает» в той внутренней конфигурации, которая обеспечила хоть какую-то относительную устойчивость. Он приспосабливается, выстраивая стратегии выживания, которые затем и становятся инфантильными чертами взрослой личности. Это может быть отказ от самостоятельности, уход в зависимость, отказ от инициативы или хроническое ожидание, что «кто-то придёт и сделает лучше».

Инфантильность, таким образом, — это не о «нехватке характера», а о том, что внутренние опоры не были сформированы, потому что не было среды, в которой они могли бы появиться. За каждым инфантильным проявлением стоит не столько незрелость, сколько боль, которая однажды осталась без поддержки. И именно поэтому любая попытка «переделать» или «воспитать» такого человека — чаще всего воспроизводит ту самую небезопасную атмосферу, в которой развитие когда-то и прервалось.

Настоящая глубина понимания инфантильности заключается в том, чтобы видеть за внешней зависимостью — внутреннюю замерзшую часть. Та часть личности, которая не получила возможности созреть, потому что в момент её становления рядом не оказалось никого, кто мог бы быть достаточно чутким, устойчивым и принимающим.

Как травма делает человека инфантильным?

Психологическая травма, особенно пережитая в раннем возрасте, оказывает глубокое влияние на формирование личности. Речь не только о событиях, которые принято считать травматическими в прямом смысле — таких как насилие, утрата, грубое пренебрежение. Иногда достаточно более тонких, но хронически повторяющихся опытов: эмоциональной неустойчивости родителя, обесценивания, недоступности, гиперконтроля или наоборот — полной дезорганизации среды.

В условиях, где базовая эмоциональная безопасность нарушена, психика ребёнка стремится сохранить стабильность любыми доступными способами. Когда эмоциональная боль оказывается непереносимой, а внешний взрослый — не в состоянии её отрегулировать или хотя бы выдержать, психика «замораживает» развитие. Внутренняя система переключается с роста на выживание.

Именно в этот момент появляются первые механизмы, которые впоследствии будут восприниматься как инфантильность: отказ от инициативы, пассивность, зависимость, уход в фантазии, избегание ответственности. Но важно понимать — это не выбор, это структура приспособления к миру, который оказался слишком опасным или непредсказуемым. Эти реакции встроены в психику не как каприз, а как единственно возможный способ сохранить себя.

Та часть личности, которая могла бы развиваться, оказывается вытесненной, не получив права на существование. Её заменяет поведение, направленное на минимизацию боли: соглашательство, избегание, эмоциональный откат. За этим нередко стоит бессознательный страх: «Если я начну проявляться как взрослый, меня снова накажут, бросят, обесценят или сделают виноватым». Поэтому сохранение инфантильных паттернов — это форма психологической защиты, выстроенной из страха, а не слабости.

Во взрослой жизни этот механизм продолжает работать — несмотря на то, что объективная опасность давно исчезла. Тело выросло, социальный статус изменился, но внутренняя структура осталась прежней. И человек, сам того не осознавая, продолжает жить из той замороженной точки, из того возраста, где развитие прервалось. Именно поэтому инфантильность может выглядеть как «застревание во времени» — когда взрослый человек в ключевых моментах реагирует так, будто ему 7, 10 или 14 лет.

Работа с такими состояниями требует деликатности и глубокой эмпатии. Здесь нельзя «подтолкнуть к ответственности» — потому что инфантильность, спровоцированная травмой, не устраняется волевым усилием. С ней можно работать только через бережный контакт, постепенное восстановление внутренней опоры и возможность безопасно пережить те чувства, которые когда-то оказались невыносимыми.

Почему мы все можем назвать себя инфантильными?

Когда мы говорим об инфантильности, важно не сводить её к категории «у кого-то есть, а у кого-то — нет». Это не бинарная характеристика, не диагноз и не устойчивая черта личности. Это — состояние, в которое может попадать любой человек. Более того, у каждого из нас есть внутри те участки, где развитие по каким-то причинам оказалось приостановленным. Там, где мы не получили поддержки. Там, где нас не увидели. Там, где пришлось подстроиться вместо того, чтобы выразиться.

Инфантильность — это не особенность отдельных «неудачников», это универсальный человеческий опыт. У кого-то он проявляется в отношениях, у кого-то — в деньгах, у кого-то — в невозможности выдерживать критику или одиночество. Это те участки нашей психики, где мы всё ещё зависимы, уязвимы, неуверенны. Где мы мечемся, ищем родителя, спасателя или повод отказаться от ответственности. Где мы «не хотим» — но на самом деле не можем.

Признание своей инфантильности — это не отказ от роста, а первый шаг к нему. Потому что только там, где мы видим и принимаем свою неразвитость, мы можем начать её разворачивать. То, что отвергается, не может измениться. А то, что признано — получает шанс быть интегрированным.

Парадоксально, но именно способность признать в себе инфантильные черты является проявлением зрелости. Она требует смирения, честности и способности быть в контакте со своей уязвимостью. И это во многом и есть суть внутренней работы — не в том, чтобы стать идеальным взрослым без слабостей, а в том, чтобы научиться быть рядом с собой в тех местах, где ещё живёт ребёнок.

Поэтому вопрос никогда не в том, есть ли у нас инфантильность. Она есть — в той или иной форме, у каждого. Вопрос в другом: умеем ли мы это замечать, выдерживать и заботливо с этим обращаться? Можем ли мы быть себе родителем там, где когда-то никого не оказалось рядом?

Инфантильность — не незрелость

В языке, особенно бытовом, слова «инфантильность» и «незрелость» используются как синонимы. И это создаёт серьёзное искажение, потому что за этими понятиями стоят совершенно разные психические процессы. Незрелость звучит как личностный дефицит, как нечто, что человек должен был бы уже «иметь», но по каким-то причинам не развил. Это оценка, которая легко превращается в обвинение: «ты недостаточно развился», «ты слабый», «ты отстаёшь».

Инфантильность же — это не отсутствие зрелости как результата, а психологический механизм, за которым стоит история развития, а точнее — его прерывания. Это не про то, что человек “ещё не дорос”, а про то, что в определённый момент у него не было возможности продолжать расти. Это разница между неразвитостью и остановленным ростом. И в этом вся суть.

Если зрелость — это плод длительного внутреннего процесса, в котором человек получает отражение, поддержку, опыт автономии и безопасной близости, то инфантильность — это часто след того, что этот процесс был нарушен. Например, там, где потребности обесценивались. Там, где проявления «Я» наказывались. Там, где эмоциональные реакции встречались не с контейнирующим вниманием, а с отвержением или игнорированием. Психика перестаёт двигаться не потому, что ей это удобно, а потому что дальше — опасно.

Вот почему инфантильность нельзя исправлять через «усилие» или «волю». И уж тем более — через осуждение. Потому что в момент, когда человеку стыдно за свою инфантильность, он снова оказывается в той же внутренней точке, где его развитие однажды остановилось: там, где его посчитали «не таким», «недостаточным», «неподходящим».

Инфантильность — это не диагноз. Это маркер того, что внутри человека есть места, которым до сих пор больно. И зрелость начинается там, где мы перестаём бороться с этой болью, и вместо этого начинаем с ней разговаривать. Осторожно. С интересом. Без укора.

Что есть на самом деле зрелость?

Размышляя о зрелости, важно отказаться от поверхностных и формальных критериев вроде возраста, социального статуса, наличия семьи или успешной карьеры. Эти признаки могут говорить о внешней организованности, но не обязательно отражают уровень внутреннего развития. Истинная зрелость — это не то, что можно измерить достижениями, а то, что проявляется в способности человека быть в контакте с собой, с другими и с реальностью.

Зрелость — это, прежде всего, внутреннее состояние целостности и ответственности. Это не означает идеальность или эмоциональную «непоколебимость», скорее — способность выдерживать свои переживания, не разрушая себя и других. Это умение осознавать свои потребности и чувства, признавать их значимость, но не перекладывать их реализацию на других. Это навык строить отношения, в которых возможно и близость, и граница, и взаимность.

Внутренняя зрелость проявляется в способности не избегать сложности, а оставаться в ней. Она включает в себя толерантность к фрустрации, то есть умение переживать отказ, ограничение, неопределённость — не обесценивая, не разрушая и не регрессируя в детские способы защиты. Это способность встретиться с болью без катастрофизации, с гневом — без разрушения, с тревогой — без полного паралича.

Зрелый человек не исключает в себе инфантильные части, а знает о них и умеет с ними обходиться. Он может заметить своё желание быть «маленьким» или спастись бегством от ответственности, но при этом способен сделать выбор, исходя из более широкого понимания себя и ситуации. Он способен быть в отношениях, в которых не стремится раствориться в другом, но и не отгораживается холодом. Он умеет удерживать противоречия — между своей уязвимостью и своей силой, между зависимостью и автономией.

Важно понимать: зрелость — не конечная точка. Это процесс, который может продолжаться всю жизнь. Мы взрослеем по-разному в разных сферах: кто-то зрел в работе, но уязвим в любви; кто-то может быть опорой для других, но теряется, когда нужно позаботиться о себе. Это нормально. Внутренняя зрелость — не идеальный образ, к которому нужно соответствовать, а живое движение: к большей честности, к большей глубине, к большей свободе быть собой.

Почему мы раздражаемся на инфантильных людей — и как это про нас?

Инфантильность — один из тех феноменов, которые особенно легко вызывают раздражение. Мы злимся, когда кто-то “не может собраться”, “не берёт ответственность”, “вечно жалуется”, “ищет спасателя”, “перекладывает” или “ведёт себя, как ребёнок”. Нам кажется, что человек не старается, злоупотребляет вниманием, манипулирует или просто отказывается взрослеть.

Но если остановиться и прислушаться к себе внимательнее, часто за этим раздражением скрывается отражение чего-то нашего. Потому что именно те проявления в других, которые вызывают у нас особенно сильный отклик, обычно касаются непереработанных частей собственной психики.

Инфантильные люди легко становятся проекционным экраном. Мы можем переносить на них свою вытесненную уязвимость, страх быть зависимым, собственную потребность в поддержке, которую в себе не признаём. Нас может злить их беспомощность, потому что мы сами не позволяем себе быть слабыми. Или их эмоциональность, потому что в нас — жесткий внутренний критик, который запрещает любые проявления «детского». Раздражение в таких случаях — это не просто реакция на другого, а возвращённая нам часть себя, которую мы не готовы признать.

Кроме того, инфантильность другого часто актуализирует внутреннего родителя — того, кто должен «потянуть», «собрать», «всё держать». И тогда возникает бессознательное сопротивление: «Почему я снова должен быть взрослым?» Эта усталость, скрытая за раздражением, — сигнал о собственных границах, о перенапряжении, о том, что мы снова оказались в роли, которая невыносима.

В терапевтическом или просто человеческом взаимодействии очень важно уметь распознавать эти моменты — не для того, чтобы оправдать чужое поведение, а чтобы понять, почему именно нас это трогает. Чем тоньше мы умеем отслеживать, где заканчивается другой и начинается наша проекция, тем меньше риск впасть в обесценивание или обвинение.

Вместо раздражения можно задать себе вопросы:
— Что именно меня цепляет?
— Что я чувствую рядом с этим человеком, и с кем я это уже чувствовал раньше?
— Могу ли я признать, что это тоже часть меня — просто выраженная иначе?

Такой подход не только снижает внутреннее напряжение, но и возвращает нас к подлинному интересу — к себе, к другому, к самому процессу взаимодействия.

Вместо вывода

Инфантильность — это не недостаток, не приговор и не черта, от которой нужно избавляться. Это маркер того, что в каком-то месте внутреннего развития человек остался один. Там, где должно было случиться движение вперёд — к ответственности, автономии, способности выдерживать жизнь — что-то пошло не так. Там не хватило понимания, принятия, отражения. Там возникла боль, которую психика не смогла переварить, и тогда она сделала единственное, что могла: остановила рост, чтобы выжить.

Инфантильность — это форма адаптации. За ней не скрывается лень или слабость, за ней — замороженная часть личности, которая однажды не смогла пройти дальше. И эта часть не нуждается в упрёке или «перевоспитании» — она нуждается в контакте, внимании, мягком возвращении в пространство, где можно быть собой и продолжить развиваться без страха.

Наша задача — в том, чтобы не обесценивать эти проявления ни в себе, ни в других. Потому что мы все в чём-то не доросли. У каждого есть свои «детские» участки — там, где мы до сих пор ищем опору, боимся отказа, зависим от чужого взгляда. И зрелость — это не отсутствие этих частей, а умение их замечать, принимать, быть с ними в диалоге, не теряя себя.

По-настоящему взрослый человек — не тот, кто всё контролирует, не ошибается и не нуждается. А тот, кто может оставаться с собой честным. Кто может быть взрослым рядом со своей уязвимостью, а не против неё. Кто может быть рядом с чужой инфантильностью — без унижения, без раздражения, а с пониманием: это не слабость — это боль, которая когда-то осталась без ответа.

И, возможно, именно в этой точке — точке признания и сострадания — начинается настоящее взросление. Не механическое и функциональное, а живое, глубокое, человеческое.